Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде - Страница 41

При каждом райкоме ВКП(б) Ленинграда создавались тройки в составе первого секретаря райкома, начальника райотдела НКВД и представителя инженерных частей РККА. Эти тройки определяли перечень находившихся на территории района предприятий, подлежавших выводу из строя в случае отхода советских войск. На каждом внесенном в список предприятии создавались свои тройки. В них входили: директор, секретарь партийного комитета и начальник секретного отдела. Эти тройки определяли объекты, которые в первую очередь подлежали выводу из строя. Общее руководство специальными мероприятиями было возложено на секретаря горкома ВКП(б) и начальника Управления НКВД Ленинградской области П.Н. Курбаткина. Распоряжение о начале вывода объектов из строя давалось Военным советом фронта с таким расчетом, чтобы эти мероприятия «не были преждевременными, с одной стороны, а с другой — чтобы с их проведением не опоздали».

Взрывчатки действительно катастрофически не хватало, как и специалистов по ее использованию. Поэтому, кроме метода «подрывания», инструкциями было предусмотрено «сжигание» материальных ценностей и «механическое разрушение» (кувалдами) силами рабочих-коммунистов. Далее, как вспоминает директор завода имени Калинина Н.Г. Григорьев: «Весь коллектив завода с винтовками в руках выходит на ближайший рубеж внутренней обороны для отражения немецких атак».

Ликвидации подлежали и запасы продовольствия. Такую проблему, например, решали на мукомольном комбинате имени Ленина: «Мука не поддается сжиганию. Обливание керосином портит только верхний слой муки. Заводу необходимо дать указание о комбинированном уничтожении муки: обливание бензином, керосином с последующим воспламенением бутылками с горючей смесью».

Сидя на скамье подсудимых в Нюрнберге, генерал Йодль показал, что «варварство русских» было одной из причин нежелания немецкого командования вводить в Ленинград войска: «Незадолго до того русские войска оставили Киев, и едва только мы заняли город, как в нем начались один за другим взрывы чудовищной силы. Большая часть внутреннего города сгорела, 50 тыс. человек остались без крова, немецкие солдаты понесли значительные потери, поскольку подрывались большие массы взрывчатых веществ… Приказ преследовал только одну цель — оградить немецкие войска от таких катастроф, ибо в Харькове и Киеве взлетали на воздух целые штабы».

Советская военная литература весьма гордится этими «спецоперациями», в ходе которых впервые были применены мощные радиофугасы, умалчивая о том, что на воздух взлетело не конкретное здание вражеского штаба, а весь Крещатик. Кстати, из Ленинграда тоже неслись радиосигналы в оставленные немцам города: так, в августе были взорваны «три крупнейших здания» в Стругах Красных, под которые саперы заблаговременно заложили 250-килограммовые заряды.

В городе на Неве под «объекты» успели заложить 325 тонн взрывчатки.

Как заявил адмирал Трибуц адмиралу Пантелееву: «Если противник ворвется в город, он погибнет под его руинами». Жителей, естественно, в подробности секретнейшей операции не посвящали. Работникам милиции, в ходе оперативно-розыскных мероприятий обнаруживавшим в подвалах зданий взрывчатку и детонаторы, было приказано «внимания не обращать».

Вот и выходит, что Гитлер думал о победе, Сталин принимал меры на случай поражения, но мысли обоих диктаторов текли в одном направлении: и тот и другой обрекали город и жителей на гибель. «Если все это так, — комментировал первые публикации об операции «Д» писатель Даниил Гранин, — то становится понятным, почему городские власти не заготовили запасов продовольствия. Они были заняты минированием».

И зачем Геббельсу что-то выдумывать, если абвер, проанализировав материалы допросов военнопленных, уже 21 сентября сообщал: «Проведено крупномасштабное минирование города», 2 октября: «Сообщают, что предусматривается подрыв наиболее важных объектов. В городе заложены мощные взрывные устройства», 6 октября: «Предприятия, мосты, а также, по-видимому, канализация, как сообщается, заминированы и подготовлены к взрыву представителями центральных органов». 24 октября датируется доклад начальника полиции безопасности, в котором, в частности, говорится: «По данным заслуживающего доверия инженера, ряд высотных зданий на Международном проспекте снабжен взрывными зарядами. Подтверждается намерение забаррикадировать город в случае входа немецких войск путем взрыва этих зданий».

Еще одна байка из тех, кои Жуков после войны щедро скармливал писателю Константину Симонову — о том, как он спас Балтийский флот: «Прилетев в Ленинград, я сразу попал на заседание Военного совета. Моряки обсуждали вопрос, в каком порядке им рвать корабли, чтобы они не достались немцам. Я сказал командующему флотом Трибуну: «Вот мой мандат», — и протянул ему записку, написанную товарищем Сталиным, где были определены мои полномочия. «Как командующий фронтом, запрещаю вам это. Во-первых, извольте разминировать корабли, чтобы они сами не взорвались, а во-вторых, подведите их ближе к городу, чтобы они могли стрелять всей своей артиллерией». Они, видите ли, обсуждали вопрос о минировании кораблей, а на них, на этих кораблях, было сорок боекомплектов. Я сказал им: «Как вообще и можно минировать корабли? Да, возможно, они погибнут. Но если так, то они должны погибнуть только в бою, стреляя». Наши военные историки, как правило, отставные полковники, воспринимающие «Воспоминания и размышления» как некую Библию войны, вне себя от умиления жуковской принципиальностью: «Жуков, по существу, отменил решение Сталина. Последний узнал об этом от A.A. Жданова. Однако Верховный не мог не оценить смелости и дальновидности нового командующего фронтом и дал понять, что пусть останется так, как решил Жуков».