Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде - Страница 102

102

С 9 по 11 сентября генерал Говоров попытался организовать наступление в районе Московской Дубровки — чем-то запало в душу всем командующим именно это «неожиданное» для противника место. Основная цель состояла в том, чтобы прорвать вражескую оборону на левом берегу Невы, овладеть Мусталово и, развивая успех на Синявино, соединиться с частями Волховского фронта. В ударную группу были выделены 46, 86, 70-я стрелковые дивизии, 11-я стрелковая бригада. Однако двум дивизиям первого эшелона, усиленным двумя батальонами фронтовых курсов младших лейтенантов, не удалось даже^форсировать реку. Попав под удары артиллерии и авиации противника, ленинградцы вскоре лишились почти всех переправочных средств. Малочисленные подразделения, которым удавалось достичь противоположного берега, сбрасывались обратно в воду. 12 сентября Ставка своей директивой, ввиду того, что Ленинградский фронт «оказался неспособным Толково организовать форсирование реки Невы и своими неумелыми действиями глупо загубил большое количество командиров и бойцов», приказала операцию временно прекратить. Общие потери в ходе трех попыток составили около 738 человек убитыми, 2245 ранеными, 230 понтонов и лодок. Говоров снял командование Невской оперативной группы. В первой половине месяца войсками Ленфронта предпринимались также попытки очистить от немцев район Ям-Ижоры, но и они оказались неудачными.

К 21 сентября после тяжелых боев Манштейну удалось замкнуть кольцо и перерезать единственную дорогу, по которой шло снабжение советских войск в «мешке» (Мерецков как раз докладывал Сталину очередной «план операции по разгрому Синявинской группировки противника и выходу на Неву, уверяя Верховного в прочности положения: «операцию считаю возможным провести наличными силами фронта»), а в последующие дни — отразить все атаки с востока, имевшие целью деблокировать вновь оказавшуюся в «котле» 2-ю ударную армию. В описании Кошевого вырисовывается уже до боли знакомая картина: «Наши попытки доставить боеприпасы и продовольствие днем на лошадях через лес и болота были сорваны противником. Группы подносчиков в два-три человека теперь пробивались с боем только ночью и нередко погибали на пути смертью храбрых. Не удавалось регулярно снабжать войска с помощью самолетов У-2. Они могли действовать лишь по ночам, и грузы падали больше в зыбкие трясины, откуда извлечь их было невозможно… На исходе 26 сентября поступила радиограмма прямо от командующего фронтом. Приказывалось стойкой обороной, особенно на левом фланге, не дать врагу распространиться на север. В заключение говорилось, что Родина нас не забудет».

По немецким данным, в окружение попало не менее семи советских дивизий, шести стрелковых и четырех танковых бригад. Немцы в эти дни снова предприняли довольно бестолковую попытку применить «тигры», но все они вышли из строя, попав под огонь советской артиллерии, или увязли в болотах.

Теперь Манштейн оказался наступающей стороной в условиях малопригодной для этого местности. Но он и не подумал гнать своих солдат в атаку в леса и болота, а тактически грамотно повторил любанский вариант ликвидации окруженной группировки: «Так как весь район «котла» был покрыт густым лесом, всякая попытка с немецкой стороны покончить с противником атаками пехоты повела бы к огромным человеческим жертвам. В связи с этим штаб армии подтянул с Ленинградского фронта мощную артиллерию, которая начала вести по «котлу» непрерывный огонь, дополнявшийся все новыми воздушными атаками. Благодаря этому огню лесной район в несколько дней был превращен в поле, изрытое воронками, на котором виднелись лишь остатки стволов когда-то гордых деревьев-великанов».

Мерецкову тоже запомнился этот «непрерывный огонь», однако, судя по его воспоминаниям, никакого окружения не было, хотя он признает, что «в те дни в районе охвата врагом наших войск создалась тяжелая обстановка. Соединения и части перемешались между собой, управление ими то и дело нарушалось». От собственной артиллерии толку по-прежнему было немного: «Штаб артиллерии армии осуществлял слабый контроль за использованием артиллерии РВГК, и она не всегда применялась по прямому назначению. Вследствие этого, борьба с вражеской артиллерией не была организована. Огонь артиллерии планировался, как правило, наспех. Не уделялось должного внимания и организации взаимодействия артиллерии с пехотой…»

Из 85 тысяч, числившихся в составе 2-й ударной армии перед началом операции, с учетом пополнения осталось 30 988 бойцов и командиров.

По этим причинам вечером 27 сентября командующий фронтом, не дожидаясь санкции Ставки, «с болью в сердце» отдал приказ о выводе войск, находившихся западнее Черной речки, на восточный берег, а бережливый (нет, не к людям — к технике) генерал Клыков добавил от себя: «Категорически запрещаю вывод без матчасти. Всех вышедших без матчасти возвращать обратно».

По Мерецкову, к рассвету 29 сентября «основная масса» советских войск возвратилась «примерно на старые позиции». Маршал все-таки «забыл», что к этому времени и на восточном берегу уже были немцы: 22 сентября они отбили Тортолово и захватили высоты севернее его, 25-го штурмом взяли Гайтолово и проникли южнее. Правда, сплошного фронта не было, и отдельным советским подразделениям через торфяники и заболоченные низины удалось выбраться к своим. Без войск и без штаба выполз из окружения генерал Гаген.

Разведчик 4-го гвардейского корпуса Г. Г. Борисов вспоминает: «Числа 27 сентября мы получили приказ сняться с переднего края у озера Синявинское и прибыть в такой-то квадрат. Прибыли на место ночью… Нас, активных штыков при полевом штабе Гагена, оказалось 16 человек. Вечером 28 сентября Гаген приказал создать две группы: одну из троих человек с задачей разоружить три сгоревших броневика, снять замки с орудий и пулеметов. Второй группе (тринадцать человек) принять последние самолеты с патронами и сухарями. Все, что не сможем унести, утопить в трясине. Если по возвращении штаб не застанем, мы должны рассчитывать только на свои силы. При выходе 29 сентября штаб корпуса нарвался на оборону немцев и почти полностью погиб. Гаген просидел почти сутки в воронке с водой; зная, что мы должны выходить следом, узнал нас и вышел с нами».

102